САМСОН и
ГОРИЛЛА
О братьях наших
больших (часть V)
Продолжаем
рассказ о жирафе Самсоне, над которым редакция «Новой газеты»
взяла шефство
Словом,
половине зоопарковых животных и не нужно больше территории. Когда
в Германии отгрохали льву громадный загон с поляной, рощей и скалой,
выяснилось, что толстый немецкий царь зверей и не думает посещать
окраины царства. Не говоря уж про скалу. Не Вагнер, а бюргер вылез
из глубины львиной натуры. Вылез и тут же тяжело рухнул на подстилку.
Ибо не меч он принес, но мир. Жалея живота своего.
Выражаясь по-человечески,
льву для счастья хватало дивана, телевизора и резервной пачки
«Явы». Прочие — все! — жизненные явления были для него, в сущности,
несчастьем. В том числе и лишняя территория.
И не это ли имел в
виду другой могучий Лев — российский, Толстой в «Много ли человеку
земли нужно?», где, как всегда гениально, предугадал будущий территориальный
идеал до сантиметра, вычислил объем необходимого пространства
— это как раз размер стандартного российского дивана.
(Между нами говоря,
нормальный отечественный мужчина даже на кухню в своей квартире,
например, мог бы не заходить годами, если бы не горькая необходимость
делать иногда себе бутерброд из-за лености слабой половины, которой
хватает на все — мазать физиономию жирным или пестрым, стирать,
мыть, бегать на какой-то там рынок, забивать гвозди и т.д., —
только не на мужа.)
Тевтонского
же льва в результате бросили в тесный каземат, где он, к общему
удивлению, продолжал толстеть и морально процветать, даже довольный
отсутствием вольного свежего воздуха (который в быту вообще-то
называют сквозняком).
А в загон поселили
диких индийских собак, которых империалист Киплинг обозвал красными
еще до 17-го года, отрезал им хвост, покусал пчелами и отдал в
руки безжалостного Маугли. Эти тут же все обегали, все обгадили,
все перекопали, и через неделю на этой густо загаженной территории
начали размножаться с дикой интенсивностью — даже на львиной скале,
собаки.
(Жаль, к слову, что
Самсон из своей вольеры не видит наших местных московских красных
собак. Незабываемое и нескончаемое зрелище. Простоваты, но интенсивны.
Эти маленькие голенастые шакалы сутками носятся по небольшому,
а-ля горы, загону: вверх — вниз и наоборот. Даже когда едят —
дрожат, жуют жадно, все время оглядываются, не в силах успокоиться.
Кажется, что они постоянно голодны и несчастны, что их как-то
особенно тотально обделила жизнь. Некоторые посетители зоопарка
их жалеют. На самом же деле красная собака активна всегда, в любых
условиях. Ни сна, ни отдыха собакиной душе. Сама себе придумала
преступный режим и счастлива именно в его рамках. Так что все
это не так страшно: представьте, к примеру, сильно увеличенный
сперматозоид — только мохнатый и с зубами, — он ведь тоже будет
все время куда-то бежать, размахивая хвостом, даже если только
что плотно позавтракал. Это натура, а не программа.)
И совсем уж заканчивая
с проблемой территории. Если вы мысленно уменьшите себя до размера
собственной кошки, то убедитесь, что это вы с семейством жметесь
в двухкомнатной советской хрущевке, ваша же кошка живет под тридцатиметровыми
потолками в залах размером со стадион.
Плюс у нее есть гигантская
кухня с раскаленным, брызжущим маслом четырехконфорочным вулканом,
есть громадный балкон под самыми облаками, восхитительный туалет,
похожий на готическую часовню с царственным унитазом типа кратер
(до края которого если допрыгнуть, то увидишь космический вид
внизу: из белой мраморной безжизненной долины бурный поток низвергается
в страшную черную дыру). Стругацкие здесь точно не ночевали.
А если один из слонов,
с которым кошке приходится жить на одной территории, зазевается,
можно выскочить на лестничную площадку и увидеть другой необъятный
мир с лестницей в небо, и можно поваляться от избытка чувств возле
угла, который так очаровательно описал соседский кот-брюнет. И
т.д. — пока опомнившийся слон тебя за шкирку не транспортирует
обратно во дворец. А ты висишь себе тряпочкой.
...Как ни откладывай,
нужно закончить еще с одной темой, которую обойти представителю
моего поколения просто невозможно, — про жирафа в историческом
разрезе.
Между прочим, если кто
не знал: про животное в разрезе можно говорить и буквально. Голландцы
лазером вдоль разрезают любую зверюшку, потом этот тончайший срез
пакуют в целлофан. Вроде бы крыса в профиль — причем вся, с потрохами
и хвостом, но прозрачная и выглядит по-голландски аккуратно. Во
всяком случае смотрится приятнее, например — поимеем эстетическую
смелость признать это — американского гамбургера в кетчупе, который
в сущности-то похож на истекающую кровью лопнувшую жирную личинку
(а по вкусу — на вареный картон).
Заодно
уж о пользе прикладной биологии. В школьные годы у меня была такая
крыса в разрезе. Я ее украл у маменьки-биолога и использовал как
закладку в книжке. Это нравилось девушкам. Вовремя увидев срез
крысы, девушка могла продемонстрировать запредельную женственность
— пикантно взвизгнуть, грациозно выпорхнуть из-за парты, изобразить
на личике ужас и даже немного заломить руки. Я только хочу сказать,
что если бы ее, по совету Тургенева, по-настоящему испугать —
ударить, например, в бок оглоблей, то она оставила бы свое рококо,
заорала бы реалистическим басом и ломанулась бы в пространство,
снося по дороге парты, учителей и двери. Нет?
Но не это главное.
Благодаря срезу крысы я понял ту биологическую схему, которую
многие не понимают до старости — так называемую женскую логику.
Дело в том, что в момент заламывания рук, то есть шока, неподражаемый
ход девушкиных мыслей прямо-таки читался у нее на лице. Текст
был таков: вот молодой человек, у него вместо закладки — крыса,
ой! А я такая хорошенькая! ...Вот это и есть формула пресловутой
женской логики. Можете сами убедиться в ее универсальности, глянув
теперь, так сказать, подкованным глазом на любое женское действие,
услышав подкованным ухом любую их речь (только вместо средней
части «закладка — крыса» будет что-то другое, неважно). Даже главфеминистки
Арбатова и Новодворская, или главкоммунистки Умалатова и Горячева
говорят одно и то же, если вслушаться. Я вас предупредил, словом.
Так вот. Роль жирафа
в истории человечества. Она значительнее, чем может показаться.
В Африке, откуда родом все мы, жирафа испокон веков варили, жарили,
вялили, а из шкурки делали ведра и барабаны. Любовь к жирафу объединяла
в ту эпоху всех нас — прашимпанзе, праславян, праевреев, прачеченцев
и даже каких-нибудь отставших от стада, одичавших и занявшихся
каннибализмом прамакашовых, — даже этих объединяла тогда с прачеловечеством
любовь к жирафу.
В позднюю эпоху медленной
откочевки на север, когда мы уже сознательно стучали друг на друга
в барабан, делились (или наоборот) последним бананом, прачеловечество
искало объединяющую идею и нашло — жирафий хвост. Силу вождя племени
определяли теперь именно по количеству жирафьих хвостов на щите
и вплетенных в волосы (Ельцин бы носил штук 500. Был бы авторитет
по хвостам. Весь был бы в жирафьих хвостах наш Ельцин).
Со
временем, впрочем, иметь хвост и вовсе стало правом только богатых.
Так объявили богатые. Но, надеюсь, смелые прадиссиденты тайно
хранили заветные хвосты в тайниках, ночью доставали, внюхивались
и вглядывались в дивные очертания. Передавали тайком друг другу.
Защищали одно из важнейших прав прачеловека — право на хвост жирафа.
Сидя вечерами у костров, пользуясь небольшим еще количеством звуков
и праслов, остроумно высмеивали и подвергали сомнению качества
хвостов вождей.
Впрочем, праславяне-то
к тому времени уже дотопали до мест, где не ступала нога жирафа.
В одиночестве. Ибо давно уже прашимпанзе деградировали до шимпанзе
(научный факт). Позади остались и праевреи: они отказались от
дальнейших поисков земли обетованной, доверив это счастье праславянам,
сами же неприхотливо остановились на берегу какого-то мелкого,
в сущности «среди-земного» моря. Прачеченцы вдруг улезли в горы.
А мы распевали на уже своем, чисто уже русском языке: «Реве и
стогне Днипр широкий» — и приглядывались к местной бандитской
группировке, возглавляемой каким-то, кажется, Юриком, в пособниках
которого ходили братаны с дикими для цивилизованного уха именами
типа Олег или Игорь; то ли дело родные благозвучные, вроде Щек,
Хорив и Лыбедь (последняя — баба).
Остается
только добавить, что на прародине россиян до сих пор для ряда
племен жираф — воплощение Бога, кое-где, например в Чаде, силу
вождя до сих пор определяют по количеству хвостов. Но в целом
ситуация там демократизировалась, и теперь, к примеру, даже простой
рядовой масай носит браслет из жирафьего хвоста, потому что любому
болвану известно, что самое ценное у жирафа — хвост, так как он
приносит счастье. Большое масайское счастье. Они таки его добились
после миллионолетней борьбы за свои права.
Игорь ДОМНИКОВ
"Новая
Газета" №40 (Д)
28.10.99
|