…Если осознать такого рода факт, то аж мороз по коже. Кто у жирафов главный в стаде? Нужно дождаться, когда один самец перед другим переходит дорогу. Если переходящий задирает подбородок, смотрит вперед — значит начальник, а если слегка опускает голову, ссутуливается, чуть убыстряет шаг — подчиненный. Или еще: нельзя улыбаться, скалить зубы в присутствии начальника-жирафа, если он сам первый этого не сделал (вообще любые элементы игры, веселья, так сказать, юмора с начальником непозволительны). Еще: если начальник-жираф хочет напугать — он рывком поднимает голову и смотрит в упор.
        И все это не какая-то там «лишь внешняя похожесть». Мы хоть и сапиенсы, но еще не настолько, чтобы юморить в присутствии начальника (творческая интеллигенция, выходит, самая прогрессивная часть животного мира этой планеты. А на заводах, в банках, в Кремле и т.д. — еще полная природность). И что бы там ни говорилось, но поведение карася и, к примеру, спикера Госдумы весьма прогнозируемо. И даже абстрактное мышление (другой вопрос — правильно или нет), но все же ведет спикера к достижению тех же простых личных природных целей, что и карася. Только у сапиенсов, чтобы добиться личных целей, нужно выдавать их за общественные, отсюда и огонь в глазах. ... В сущности же единственное, чем действительно отличается сапиенс от животного (и от Бога, что поражало греков) — способностью к самоубийству; так и то потому, что мы смерть сделали как бы частью жизни, тогда как животное просто перестает дышать.
        ...Что там жирафы или кенгуру, когда видишь, как шимпанзе-дама при встрече с главным самцом делает книксен, а самец, встретив другого, кивает ему головой; если же давно не виделись, то бросаются друг к другу, жмут руки, хлопают друг друга по плечам, бормочут, целуются, только что не выпивают. Непреодолимая тяга молодежи к танцам, мода как таковая, украшения у дам, стремление каждого самца стать максимально заметной фигурой в стаде, то есть сделать карьеру... Или вот: если что-то полезное придумал неавторитетный шимпанзе — например, доставать бананы из дырки палкой, — то стадо это не воспринимает, опыт игнорируется. Если же это придумал, или подглядел и выдал за свое авторитетный шимпанзе — все собезьянничают, искренне восхищаясь автором. А вы говорите — «разум», «свободная воля», «все на выборы».
       
       Заодно уж. Не скажу, что стояние возле подшефного редакционного жирафа Самсона разбило мне жизнь, но горькие мысли мелькали. Небольшая внутривидовая разборка.
       Наши приматские женщины вслух восхищаются Самсоном. В крайнем случае — всем видом демонстрируют восхищение. Не в шутку задаю простой вопрос: почему, зачем, если он их не понимает? Не Ниагарский же он водопад, чтобы она была не в силах скрыть эмоции, правда?
        При этом дамские восхищения четко делятся: жирафом и тигром она восхитится не так, как медведем или овцебыком. И уж совершенно не так, как филином или рысью.
       Версия: в последних — мелких — она видит всего лишь зверей. А в предыдущих — нечто большее. ...Можно, конечно, предположить, что при виде больших и мохнатых в нашей женщине просыпаются древний ночной ужас, извечная ночная женская впечатлительность. Но эта схема ломается именно на мирном жирафе — этого-то чего бояться?..
        Словом, версия: наша приматская женщина видит в любом большом биоорганизме — скажу тактично — модель мужественности. (Что дамы невольно строят глазки даже куриной котлете, вы, наверное, и сами замечали.) И, видимо, предпочтительнее для них жираф и тигр: большие, могучие, гладковыбритые, невонючие, шкурка яркая, условия жизни экзотические — в смысле непонятные. Общий вид — типичные «победители по жизни». Нет?
       И еще. Отечественные мужики больше всего интересуются козлами всех видов. Не знаю почему.
       
       ...Словом, биологи взяли курс на обесчеловечивание животных. «Межзоопарковая стратегия» — это еще и заставить нас видеть в животном животное, а не переодетого человека.
        Мы и впрямь исключительно неправильно представляем себе реальность: полагаем, например, что кошка, долго убивающая мышь, — это вроде сибирского прапорщика, заставляющего толстого московского призывника отжаться сорок раз. То есть очеловечиваем животное, а потом прикладываем к полученному нашу этическую мерку. И выходит, что кошка — гадина, садист, что-то вроде чеченца с заложником.
        На самом же деле для кошки мышь — это не младший брат, вообще не «форма жизни», а что-то вроде убегающего кусочка прожаренного бифштекса. В той же мере вы сами садист, когда ловите острой вилкой скользкий пельмень на тарелке.
        (Кстати, древние люди тоже не знали пыток — просто убивали. В этом смысле неверны романы Купера: как раз развитые могикане, а не дикие минги пытали и мучили людей, получая именно удовольствие от зрелища. Этот факт хорошо бы помнить при рассуждениях о чеченцах: так уж получилось, что многие из них застряли на втором этапе дикости, то есть бесполезно говорить о человечности, жалости и т.д. — они искренни и никогда не поймут этих слов... Ради справедливости: устройте сейчас публичную казнь с пытками на Лобном месте у Кремля — полагаете, зрителей будет мало?)
       
       Еще пример. Представим. Вечер, роща, мужик сидит на дереве и кричит: «Хочу размножаться! А кого щас завижу — дам в морду!» Метров через двадцать — еще один такой же на дереве, тоже кричит. И т.д. — вся роща усеяна сексуально озабоченными мужиками. Хорошо ли это? Красиво? Нет, не красиво, а достойно порицания и вмешательства лесничего с берданкой. Тем не менее веками под подобные вопли мы робко кладем потную ладошку на круглую девичью коленку, ладошка сама начинает продвигаться вверх, как голодная гусеница; дама же, хозяйка коленки, заслушавшись, долго не замечает этого. Поэтому-то мы говорим благодарно «Соловей — певец любви»: про военно-сексуальную а-ля Шуфутинский саморекламу. («Звонкое цвиньканье синицы за моим окном» — К.Паустовский — это и вовсе из песенного сборника «Ништяк, браток, воровская жизнь»).
        Это к тому, что посетители зоопарка ошибаются буквально на каждом шагу. К примеру, встретившись с животным глазами, свои не отводят: хотя по биопонятиям долго смотреть на кого-то прямо — значит готовиться его скушать или хотя бы просто убить. Посетители не понимают, что если кто много ест, то это вовсе не значит, что он голодный (вспомните своего мужа). Вообще жалеют не тех. К примеру, льву и такой клетки много: он спит 20 часов в сутки, да и в природе кормят его в основном львицы-добытчицы, он же гуляет немного и только на предмет выпить. (Из кошачьих соседей Самсона по-настоящему много места нужно гепарду, который в живой природе все время ходит меж стадами, высматривая добычу. Кстати, «кошачесть» гепарда спорная: он имеет совершенно собачьи болезни, структуру скелета — когти не втяжные, сидит как собака (хотя и мурлычет), привязывается к человеку как собака. ...Зоородственность и вообще-то сложная штука. Достаточно сказать, что тюлени — это, грубо говоря, медведи, живущие в воде, самые близкие медвежьи родственники. И у нас, к слову, недавно появился новый родственник — животное под названием Руконожка Ай-Ай. Раньше думали, что это такая крыса с Мадагаскара, а выяснилось, что примат.)
       А действительно трудно в зоопарке собачьим, попугаям и приматам: у первых жизнь — это именно-то бег или полет, а последние буквально умирают от скуки. Особенно же нужно жалеть «своих» — отечественных животных, с которыми обращаются все же хуже, чем с валютными; к примеру, неприятно даже думать, каково совам в их гробиках, да еще впритык к церетелевскому шедевру, загораживающему горизонт.
       
       И все же, все же... Не вовсе правильная эта «межзоопарковая стратегия»; что-то есть хорошее в очеловечивании. Злее наши дети все же не становятся, когда вопят: «Жирафик, Самсончик, скушай и мою веточку, пожалуйста». И когда подплывает с неба громадная башка Самсона, полутораметровый фиолетовый язык обхватывает ветку, — дите дрожащим от восторга голосом, в полузабытьи бормочет: «Какой ты красивый, как я тебя люблю. Приходи к нам жить, мама разрешит — в дедушкиной комнате. Дедушка напивается, он тихий. А я буду с тобой играть. Я буду хороший, не буду воровать и переводить деньги в американский банк, не буду взрывать дома с детьми и с пьяными дедушками, организовывать пирамиды, скупать средства массовой информации, не буду милиционером, депутатом, генпрокурором и главой администрации в Кремле. Я буду любить все естественное, прекрасное, настоящее. Буду читать «Новую газету», Ф.Искандера и Л.Толстого. И если я нарушу эту свою торжественную клятву, то век жирафа не видать. А только эти лживые хитрые рожи по ТВ». Примерно так.
       
       Игорь ДОМНИКОВ
       (Продолжение следует.)
       "Новая Газета" №36 (Д) 30.09.99