Никак не ожидал, что, стоя на поганом ж/д мостике рядом с поганым трупом местной собачки, с почти мистическим историческим оптимизмом буду смотреть сверху на город с малопонятным названием — Похвистнево.       
       Это Похвистнево выглядело бы обычным российским поселением — как будто больной ребенок из нищей семьи строил игрушечный городок из чего под руку попалось: спичечные коробки, кубики с буквами, коробки из-под обуви и т. д. — лишь бы с прямыми углами и крышей. Но была особенность: это Похвистнево было мертво, как рядом лежащая собачка. Точнее, подрагивало в конвульсиях. Но каким-то непостижимым образом совершенно не придавало этому значения.
       И моя небольшая голова уточнила и углубила мудрые Гетевы слова: сука — теория, мой друг, а древо жизни зеленеет. То есть чудес, да, не бывает, но зато реальная жизнь богаче наших теорий, на которых мы ведь и основываем свои мрачные прогнозы: как ни парадоксально, у нас не хватает ума для оптимизма
       
       Под крышкой дома твоего
       Похвистневцев — этих детей экономического подземелья, осевших на северо-востоке Самарской губернии, — 28 тысяч. Здесь остались еще бараки и лошади. И на рынок бесполезно приходить после одиннадцати утра — продавцы уже разъехались по своим деревням.
       По безработице город на втором месте в губернии. Скоро будет на первом. Дело в том, что Похвистнево — бывшая ж/д станция, превратившаяся в город во время войны, когда здесь начали качать нефть. Нефти осталось на три года, ежегодно сокращается вместе с добычей и количество работающих. При этом — говорю с придыханием — девяносто два... процента... бюджета... города — от нефти. А больше здесь ничего нет, кроме гравия, песка и глины — качественных, но все же лишь гравия, песка и глины.
       Конец нефти для такого городка — как ожог тела на 92%. Спасения нет. Ни по какой теории. Следовало бы сбросить карты, неестественно улыбаясь выйти в соседнюю комнату и стрельнуть в себя из пистолета... Но, знаете ли, ощущалось здесь что-то внутренне куда более грандиозное, чем смерть никому не известного городка. Сейчас вдохну воздуха и скажу... Не было никакой советской власти в России. Ее придумали идиоты-теоретики. И не было никакого самодержавия. И нет Ельцина — его придумали московские газеты и думские коммунисты, которых, впрочем, тоже нет. Если судить по книжке «История» для школьников — да, случались какие-то анекдоты и истории в Кремле (это на северо-западе от Похвистнева), но это совсем не важно. А важно, например, что смутные времена перемежаются несмутными. Закон такой — природный. Еще один: иногда жить можно, а иногда трудно, но всегда надо.
       В Похвистневе я оказался из-за мэра Филипенко. По интеллигентской любознательности хотелось понять, что это за страна, в которой я оказался лет сорок назад. В Москве скоро осознаёшь, что бесполезно искать причины и следствия в верхах: там сидят такие же простые, как мы, только понахальнее парни. И хотя шевеление их муравьиных тел и впрямь отражается на реальной жизни страны, но всегда не так, как ими задумывалось. Потому что Россия — это не 150 твоих московских очкастых знакомых, а 150 млн человек, рассеявшихся кучками по двум материкам, по тысячам городов вроде Сима, Похвистнева, Асина, Юрги и т. д. Здесь-то и идет ежедневная реальная, то есть внеисторическая, жизнь.
       
       Реанимация как смысл жизни
       Филипенко внешне смахивает на Де Ниро. А внутри него сидит какая-то двигательная бацилла, которая заставляет его бегать, ездить, решать, говорить и интенсивно думать (у него тогда вдруг странно дергается голова) ежедневно с семи утра до ночи. Я не знаю, почему он такой активный. У него нет очевидных стимулов пыжиться перед обществом. Он даже не использует толком власть — не гарцует в президиумах, не рычит на аппарат, а полагается на экономические стимулы, т. е. на слабости и здравый смысл людей; его никто не боится, потому что он порядочный человек.
       Он и впрямь не ворует. Зарплата приличная, но не та, за которую есть смысл становиться вечным двигателем: 3200, а на днях решением гордумы выросла до семи по политэкономическим соображениям — разброд зарплат у горначальников заменили единой тарифной сеткой; теперь, к примеру, начгорсети получает 80% от зарплаты мэра и т. д.
       Политики в Похвистневе нет — оппозиции, листовок, интриг за и под креслом мэра. Нет поэзии борьбы. Здесь проще: справляется с хозяйством — выберут, нет — пошел в ж... (это я цитирую политическую программу знакомого похвистневского шофера). Здесь все предметно и широким мазком: электорат возмутился, что Филипенко купил для мэрии «Волгу», а не «девятку» и что на Гагарина дохлая собака лежала три дня; назвали это новым словом «коррупция» и опять выбрали мэром Филипенко — 86% голосов.
       И «наверх» он бы мог уйти, бросив свое Похвистнево, но ему нужно «по-честному»; предложили ему возглавить стройку века — дорогу Самара — Уфа, сладчайший кусок для понимающего человека, он посидел с документами и отказался, посчитав саму идею политической, то есть вредной для общества авантюрой. Тебе-то что, смешной ты мужик?
       ...Словом, нет стимулов. Разве что это: Филипенко родом из деревни этого же района, то есть у него специфические географические масштабы. Второе: его отец был уважаемым агрономом, фронтовиком; из тех редких молчаливых людей, кто остро осознавал и грошовую цену системы, и бесполезность пустого гавканья. Третье — Филипенко из институтских преподавателей ушел когда-то в руководство самарским студенческим отрядом, пока это не превратилось в бизнес-контору для толстых чиновников из ЦК ихнего ВЛКСМ, то есть знает и любит именно живое дело.
       А в общем, есть у меня подозрение, что именно в смертельно трудные времена как ниоткуда вдруг появляются такие Филипенки и — вопреки всем теориям и прогнозам — выводят людей из темного леса. (Их личная драма — что не в царство изобилия, а просто из леса. То есть особых благодарностей им не будет.)
       
       Танец маленьких людей
       Филипенко столько наворотил, что я теряюсь в материале. Чтобы вы представили масштаб, начну не с главного, а наоборот. Некоторые считают Филипенко идиотом-подвижником от культуры и спорта, но я думаю — он хитрый мужик, запасающий козыри на будущее (плюс побочные эффекты вроде облегчения жизни нищего интеллигентского сословия. Плюс рабочие места).
       Вот вам и российская дыра: за пять лет только местная школа искусств, где одновременно учатся 500 человек, подготовила и запустила в Россию 204-х начинающих профессионалов — музыкантов, художников и «балетников». Здесь есть студия классического балета, где преподает Ольга Власова — ученица М. Семеновой, вчерашняя прима Ташкентского академического. Гимназия, где есть кафедра и профессор. Двухгодичный академический колледж (экзамены в самарские вузы абитуриенты сдают прямо здесь). Медучилище. Строительный техникум. Свой театр, уже получивший звание народного. Куча студий и клубов: и попроще, для рядовой шпаны, и серьезные — с дипломантами, лауреатами и прочими гран-при. В Похвистневе раз в полгода проходят негромкие, но серьезные фестивали — то балетный, то театральный, то музыкальный. И это не то, что вы думаете: приезжают и из столиц, и из-за границ (и сами похвистневцы ездят туда). Здесь профессиональная футбольная команда «Нефтяник», дошедшая до второй лиги (тренер — венгр). Здесь отгрохали большой храм — такой, что местным мусульманам пришлось строить новую большую мечеть.
       При этом все культурно-спортивное хозяйство обходится недорого. Филипенко — натура широкая, но хозяйско-кулацкого типа, он умно разбрасывает расходы на всех понемногу — от родителей до предприятий. И, оказывается, все можно, только нужно крутиться. К примеру, услышал, что приехала в район к родителям некая балерина Власова, поехал к ней, зазвал ее и мужа в Похвистнево, дал им однокомнатную и огород: для беженцев терпимо, но, прямо скажем...
       ...Только давайте поймем друг друга: речь сейчас не о счастье. Муж Власовой получает всего-то 1200 (да еще четыре месяца нефтяникам не платят). Сама замечательная балерина получает еще меньше, хотя и вовремя. С одной стороны, это не жизнь. С другой — понимаете — так получилось, что это-то и есть наша жизнь. Точнее, смутный период: проблема в том, чтоб его пережить, не складывая крылья, как замерзшая бабочка.
       Филипенко не жлоб, но денег у него нет. Поэтому он исходит из принципа разумной достаточности. (На него, к слову, сильно повлиял случай, когда он затащил специалиста-француза на свой мукомольный завод. Хотел узнать, что нужно менять, какие новые технологии добывать, какое оборудование. Француз три дня полазил по заводу, вылез весь в муке и сказал, что не нужно ничего менять: у вас все есть, чтобы делать хлеб по мировым стандартам. Вы, мол, такой и делаете. Филипенко было хотел объяснить басурманину, что это российское, а не какое-нибудь итальянское оборудование, не может же оно быть хорошим. И зерно наше отечественное — не может же... Но вдруг понял глобальную ошибку российской психологии — ориентироваться на обертки, а не на реалии, и самим страдать от этого.)
       
       Апокалипсис — не сегодня
       23.00. Начало беседы. Пьем чай. «Если эти херовы олигархи не будут платить — поменять всех!» — говорит вдруг Филипенко ни с того ни с сего. Видно, что устал человек. Он с утра ездил в Самару и заехал заодно в оренбургский Бугуруслан, с мэром которого дружит (к слову, это как съездить из Бельгии во Францию, а по дороге домой заехать в Голландию — посмотрите на карте). В таких поездках Филипенко убивает четырех зайцев: конкретные дела, политэкономическая разведка, высмотреть что-нибудь полезное или хоть затащить в Похвистнево толкового иностранца. Четвертый заяц — опробовать на разных людях свои идеи. Только что он убивал как раз четвертого, говоря, что Думу нельзя формировать по партийному принципу, а нужно по сословиям, и вдруг про такую гадость. Но я знаю, что случилось. Стало известно, что Мякишев может вернуться.
       Эта эпопея связана все с тем же умиранием Похвистнева, которое можно предотвратить только одним способом — производить что-то, кроме нефти. Но какое там «производить», когда стаями ходят вокруг мэрии работяги, не получающие зарплату на вроде бы производящих предприятиях. О том, что «так во всей стране», Филипенко слышал, но ему не до страны, справиться бы с участком оной. Словом, он ввел новую ставку в мэрии — специалист по раскулачиванию, пардон, по банкротствам. И предупредил: у кого два месяца задержка зарплаты — введу внешнее управление. Бог с вами: прощу отсутствие налогов в горбюджет, но чтоб безработных и беззарплатных не было.
       Не поверили. И Филипенко раскулачил шесть предприятий. К примеру, убыточную мебельную фабрику. Ввел своего управляющего, разработал концепцию — ориентация на среднего покупателя. Но, оказалось, этого мало — просто не воровать. Прошло два месяца, дело не улучшилось.
       Решено было сдать портфель акций тем, кто знает, что делать. Важно, не кто правит, а что с этого получат похвистневцы. Филипенко быстро нашел в Самаре специалистов — мебельную фирму «Надежное дело». Ребята приехали, забрали 51% акций, разделили предприятие на два, оставив старому все долги и получив новое с 11 млн активных фондов. И вот через год — отказ от посредников, пять своих магазинов в Самаре, а Похвистнево — главный поставщик пружинных матрацев на Урал и в Поволжье.
       ...Обанкротил еще несколько фирм, вроде агропромтрансовского машинного хозяйства и радиотелемастерской. Дошло дело до бывшего зенитного заводика — «Аверс М». Возглавлял его Мякишев, любимец губернатора. Когда-то Титов поставил его руководить поселком, но Филипенко этот поселок присоединил к Похвистневу, а Мякишеву поставил условие: оставлю начальником, если выиграешь выборы в местную Думу. Тот не выиграл. И всплыл на заводе. Малоудачно: если прежде «Аверс» продавал коленвалы Рыбинскому тракторному и в Китай (через посредничество Англии почему-то), то в последнее время сорвал несколько заказов, и рыбинцы отказались от услуг, сами осваивая производство. То есть единственный постоянный кормилец стал конкурентом. А на «Аверсе» полгода не платили зарплату.
       Схема уже была знакома, раскулачили быстро. Тут же нашли американцев, подписали договор и сразу покрыли долги по зарплате. А вот сейчас выяснилось, что у изгнанного директора было 58% акций, и раскулачили его не очень качественно юридически, и у него высокие защитники; он сможет вернуться и вновь возглавить ставшее вдруг прибыльным свое личное предприятие.
       ...Если вы поняли, я тонко обхожу цифры и слова на тему налогового законодательства. Будем считать, что, не вдаваясь в детали, я просто хотел показать, как много можно сделать в России даже и сейчас. Тем более что это лишь первая часть тотального плана Филипенко: «Мы все дерьмо расчистили, теперь мы готовы к зоне».
       
       Особая. Экономическая
       Логика, в сущности, простая. Похвистневу нужен экономический бум, чтобы добывать где-то те самые 92% горбюджета. Старые производства, как их ни банкроть, ни выводи на рентабельность, не спасут положения без общего качественного прыжка.
       В любом случае с Похвистнева уже в ближайшие годы брать будет нечего. Напротив — придется что-то давать, чтоб похвистневцы физически не вымерли в своих квартирах без отопления и газа. Естественный выход для нищего хозяина больной собаки — отпустить ее в лес, а не требовать сейчас службы.
       Иными словами, Филипенко просит создать в Похвистневе на пять лет безналоговую зону. Особую экономическую. От губернии требуется просто подписать бумажку; тем более что есть и указ губернатора Титова годовой давности. Прочее — поиск инвесторов и производственников, площади для них, первоначальные расходы на въезд и т. д. — Филипенко берет на себя.
       Губерния не подписывает. Филипенко возит к себе одного за другим деловых финансовых ребят. Губерния не подписывает. Филипенко умудрился побрататься с германским Пренцлау, уже прокатил по похвистневским лесам, полям и улицам делегации деловых немцев, уже развернул агитацию в самой Германии на предмет безналоговой зоны, почти убедил многих, что единственная достойная их внимания экономическая ниша в мире — это Россия, а именно Похвистнево. Уже привез финнов, пожелавших вывозить лес; уже отправил их обратно за несогласие платить технологиями, а не деньгами. Уже отказался от суммы, которую вначале просил у губернатора (смешно сказать — 200 тыс.), а, напротив, вложил своих 400 — на кадры. И т. д., и т. п. Губерния не подписывает.
       Самое же колоссальное, что сделал Филипенко, — тихо подготовил проект строительства сахарного завода. Похвистневский район — свеклосеющий. Тем не менее свеклу здесь не сажают уже два года, то есть море женщин два года — безработные. Сахар везут из Татарии. И все самарские свеклосеющие совхозы сейчас конкуренты, тогда как можно объединиться. Сам новый завод даст 600 рабочих мест плюс работу всему району. А если организовать еще и переработку сахара, чтоб не только в мешках продавать... Мало того, Филипенко нашел учредителей и даже — для подстраховки — провел предварительные успешные переговоры с немецкими банками, напирая на идею зоны. Особой. Экономической. И когда в Самаре зашла речь о безумно дорогой реконструкции древнего Тимашевского завода, находящегося максимально далеко от свеклы и крестьян (свеклу приходилось возить крюком через Ульяновск), Филипенко скромно выложил свой проект, из которого ясно выходило, что есть возможность дешево и враз обеспечить губернию сахаром. Он вряд ли думал, что сейчас его станут обнимать и целовать. Но что-то такое близкое он все же заслужил. Так он думал. Сюрпризом оказалось, что зять губернатора — банкир купил Тимашевский завод со свекольными потрохами и потому считал, что филипенковская идея нового завода — неправильная.
       ...Здесь я остановлюсь. Начинается минное поле. Филипенко восторгается Ходорковским, с которым проговорил однажды в Похвистневе целую ночь, уважительно говорит о Титове, признавая за ним много достоинств. Мое же устойчивое впечатление — всякий раз, как замечательный живой Филипенко выходит за пределы своих полномочий, он — вопреки всякой логике и экономическому смыслу — упирается во что-то неживое и недвижимое: «ЮКОС», губернаторскую контору и т. д. Словом, как только он ступает в государство или крупный назначенный капитал, сразу промокают ноги и начинается экономический насморк.
       Вот это все — «ЮКОС», губернатора Титова, политику — нужно описывать другим языком, высокодипломатическим, не ввязывая Филипенко, чтоб ему случайно не пострадать. Поэтому об этой тотальной системе подавления живого и трепетного — в следующий раз.
       
       Игорь ДОМНИКОВ
       "Новая Газета" №15 26.04.99