|
Две недели назад умер наш Игорь. Остались
его неопубликованные тексты и записные книжки. Он умел замечать
в простых и привычных вещах скрытый или давно забытый смысл.
Отдел спецпроектов,
который возглавлял Домников, мы назвали его именем. Чтобы наконец
смог осуществиться его главный спецпроект — научить тех, кто читает
его материалы, просто любить жизнь: в ней так много любопытного.
И Любить тех, кто живет рядом, пусть даже безответно.
Смерть человека, особенно
убитого на взлете, во время расцвета творческих и душевных сил,
часто вызывает общественный резонанс. К сожалению, жизнь человека
такого резонанса не вызывает и опять всю несправедливость этой
ложной посылки понимаешь только после... Память — слишком избирательная
штука. Игорь, как мог, лечил этот синдром. Провалов памяти. И
теперь мы просто обязаны продолжить его дело...
ПОПРАВКИ К ОБЩЕИЗВЕСТНОМУ
Из записных книжек
Игоря Домникова
Жизнеизвлечения
Жизнь — штука одноразовая.
Не расслабляются лишь
бесхребетные люди. Не смеют, поскольку лишены станового столба
и понимают, что если они хоть раз расслабятся, выпрямиться им
уже не удастся.
Новый год не так прост,
как кажется. Все мы прекрасно понимаем в душе, что это что угодно,
только не праздник. Какой уж там праздник, если это — минус год
жизни.
Он — человек серьезный:
книжек не читает.
Отец одного аборта.
Имена — условности.
Кошки думают, что их зовут “Кис-кис”.
Вообще же что-то есть
в определении Шоу: “Серьезность — недвусмысленный признак замедленного
обмена веществ”.
Другой вопрос, что у
нынешней номенклатуры обмен веществ что-то уж очень быстрый и
веселенький. Еще вопрос, что лучше: катки а ля Ельцин — Лигачев
или живчик вроде Березовского, оплодотворяющий своими мыслями
все, что стоит у него на пути.
Нужно ориентироваться
на людей, которые редко ходят в гости. Значит, там интенсивная
внутренняя жизнь. Или, во всяком случае, внутренний такт, понимание,
что гость ведь тратит не свое время, а время хозяев.
Дама: “Вы женаты?”
Джентльмен: “Да, но
не очень”.
Таращился, как кастрированный
кот.
Полезная цитатология
Конргрив: “И в аду нет
фурии злобнее отвергнутой женщины”.
Стивенсон: “Есть всего
два типа женщин: одна, которая ради тебя снимет последнюю рубашку,
и — совсем наоборот... Словом, разбирайся сам, мой милый”.
Ларошфуко: “Порядочный
— это человек, который ничем не хочет казаться”.
Делакруа: “Не терплю
стариков, которые твердят: “Я таков, какой есть”. А, старый дурак,
будь другим. Нужно сражаться с собой до последнего вздоха”.
Шатобриан: “Будьте благоразумны
— рискуйте!”
Пристли: “Истина всегда
спокойна”.
Против терроризма
и национализма
Егор
был прав. Ему бы гороскопы в томских газетах составлять.
Если бы обманутые вкладчики
штурмовали Грозный, история могла бы пойти по-другому.
Роскошь человеческого
общения заменяет любовь. Вот что такое российский прогресс. Так
примерно мы и думали. Например, в 1916-м. Или в 1990-м. Правда?
Но налетевший на нас прогресс всякий раз ошеломлял нас. (Не находите,
что это вообще-то формула российской истории?)
Я думаю, не стоит беспокоиться
о большинстве. Нельзя ожидать от большинства, что его приведут
в движение какие-либо мотивы, за исключением низменных.
...При желании в стишках
вроде “Я с... хочу, но с... не стану: свободу требую Луису Корвалану”,
“Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это” можно усмотреть
тоскливый протест русского хомо сапиенса против покушений коммунистов
на самую природу человечности.
Этот якобы материализм
на практике обернулся самым трусливым идеализмом, от чего, к слову,
до сих пор страдаем. “Голосуем сердцем” например.
И отчего в здоровой
сибирской провинции подавляющее большинство приличных и оппозиционных
людей к диссидентам относились с почти физической брезгливостью,
жалостью и неверием?
А случайно ли легендарная
Новодворская при ближайшем рассмотрении оказалась лишь странной
женщиной, с типичными психологическими симптомами нерожавшего
синего чулка: помесь Каплан, Жорж Санд и майора милиции?
КГБ — это система или
народ?
Россия — это народ или
система (упрощая, мы — Китай или Рим)? Переживем ли мы, не моргнув
глазом, еще одно нашествие типа ельцинского и поедем дальше, как
каток, или навеки уже заняли место Турции — когда-то “больного
человека Европы”?
Всем будет большой Хинштейн,
так сказать.
Нужно бояться “национальной
идеи”. Под ней ведь понимают простую вещь — мы самые крутые.
Достоевскому от благодарных
бесов.
Вредная мифология
Миф
— это всегда мордобой. Миф — это есть лишение реального явления
его реальности. Как ни странно, и материализма. Пушкин понял,
что такое русский бунт, и ужаснулся. А Ульянов — как Гайдар.
Один из самых странных
мифов российского самосознания — наше историческое миролюбие.
На самом деле мы всегда были кошмаром для соседей. Со времен Древней
Руси. Совместно с печенегами (арабы называли их “шипом в руках
Киева”) вырезали соседей вроде хазар и Волжской Булгарии, ограбили
и выгнали племена венгров на их нынешнюю родину, регулярно нападали
вместе с варягами (“бич Европы”) на культурнейший Константинополь,
регулярно вламывались на Балканы (Святослав даже переносил туда
столицу из Киева), параллельно не переставали нападать на поляков,
оккупировали часть Прибалтики, отобрали север нынешней России
у финноугорских племен (к слову, доля их крови в русской больше,
чем тюркской) и т.д..
Россия — это история
агрессии, за исключением 250 лет татаро-монгольского ига. (К слову,
мы потом ох как отыгрались: отобрали у монголов все — от Казани
и Сибири до Каспия и их родовой Маньчжурии). Наши войска побывали
везде — от Пекина, Стокгольма и Парижа (по разу) до Берлина (три
раза). От Кореи до Персии — все постоянно ощущали наше соседство.
В 1987 году, совсем
недавно, в мире существовала империя, равной которой не было никогда,
никакой Рим не сравнится, никакая Испания. Практически все это
мы завоевывали или хотя бы покупали. (Плакаться о потере нет смысла,
потому что при этом хорошо никому не было: “Все империи погибают
от несварения желудка”. Наполеон.)
На территории бывшего
СССР можно “на глазок” условно выделить несколько воинственных
народов: туркмены, чеченцы, украинцы, узбеки, башкиры, чукчи,
калмыки и т.д. Но судя хотя бы по результату, этот список должны
возглавить все же мы, русские.
При том, что империя
развалилась, мы в отличие от любой, к примеру, европейской страны
живем на территориях, примерно на 80 процентов отобранных у других
народов. Относительно недавно отобранных, кстати, — за 200—300
последних лет.
Мы глянули внутрь, приблизились
и ужаснулись. Если бы мы жили в Петровскую эпоху, было б то же
самое. Но с точки зрения истории Сталин останется: при нем был
расцвет Российской империи.
Помашем ручкой, но будем
справедливы к себе: Москва — Третий Рим — была роскошной империей!
Никто не сравнится. Мы поглотили всю империю Чингисхана, включая
Сибирь и Маньчжурию. Мы китайского императора (генсека) выбирали
в Кремле. Мы забрали Вьетнам и Корею. Мы владели половиной Германской
империи, включая ее историческое сердце — Пруссию и самый вкусный
район — Богемию. Две трети Австро-Венгерской империи, включая
Венгрию. Всю Речь Посполитую, включая Польшу. Весь европейский
кусок Османов — от Буковины до Балкан, даже Афганистан и Египет.
Наследство А. Македонского и Тамерлана — от Македонии до Средней
Азии включительно. И в Испании — остров и пара стран в Новом Свете.
И даже наследие Португалии — в треть Африки...
Мои знакомые чеченцы
гордятся, что они — разбойничий народ. А давайте судить спортивно
и благородно — по результату. Если Святослав был простой гастролер
в Болгарии, то ведь еще десять лет назад мы были паханом на этой
планете. Но, конечно, из самых благородных побуждений!
Не будем лгать себе,
нам это приятно. Это — чувство победителя: женщины у твоих ног.
Но проблема слабого
мужчины: если вначале мы овладели и изнасиловали на правах благородного
победителя, то за продолжение обладания нам пришлось платить.
А это уже совсем другой статус.
Бирон первым рвал ноздри
и ссылал на галеры за взятки и казнокрадство, зажал бюрократию
и, так сказать, олигархов. Отменил экзекуции при сборе налогов,
запретил батоги (заменил цивилизованными розгами). Защищал крепостных
(к примеру, Шеншина сослал именно за истязание крестьян: у того
были 20 палачей и застенок). Лжедмитрий издал указ, разрешающий
побеги крепостных, успел объявить, что после смерти барина крепостные
освобождаются. Николай I Палкин издал 108 указов и постановлений,
облегчающих жизнь крестьян, — больше, чем за все предыдущие царствования.
Борис Годунов, Александры II, III и т.д., вплоть до царевны Софьи
(к слову, нужно оценить характер женщины, взявшей в любовники
самого образованного человека в стране, едва ли не первого рефлексирующего
интеллигента, неудачника Голицына), все они — “ненастоящие”. Хотя
бы и сто раз пытавшиеся облегчить жизнь простых людей.
Грозный, Петр I, Сталин,
выкосившие народ, — великие государи (неискоренимое ощущение в
душе, правда?). При этих и сидели тихо (Разин буйствовал при Алексее
Михайловиче Тишайшем, Пугачев — при Екатерине Великой). И главное
— непроходящее ощущение величия.
То ли мы по ментальности
— холопы, то ли без памяти, которую подменяют наши историки. Это
к тому, что память народная — странная штука, и совершенно неизвестно,
не увидим ли мы лет через 40 портреты Ельцина на ветровых стеклах
такси...
Игорь
Домников
"Новая
Газета" №34 31.07.00
|
